Всем известен живописный ритуал перед Грюнвальдской битвой — вручения герольдами двух обнаженных мечей королю Владиславу Ягелло и Великому князю Литвы Витовту. Сейчас эти мечи является очень распространенным символом победы «славянских народов» (поляков, белорусов, украинцев, русских, литовцев) над немцами и национальным символом поляков. Семантику самого жеста вручения мечей чаще всего объясняют самыми разными смыслами – прежде всего «гордыней» магистра Ордена, «оскорблением» поляков и литовцев, «издевкой» и «провокацией» орденских рыцарей. Но почему среди послов не было герольда Ордена? И причастен ли вообще гроссмейстер и рыцари Ордена к этому вызову? Состав послов тоже вызывает вопросы. От куда взялся герольд «короля римлян» с банером Империи и каким образом одним из двух послов Ордена оказался герольдом Казимира Щецинского, князя из древнего славянского рода Грифичей, связанного с Пястами с древних времен?
Вот например сообщение неизвестного автора из «Хронике конфликта Владислава, короля Польши с крестоносцами в год Христов 1410»: Нам же с войсками нашими, изволившими остановиться и со слезами стоящими в надежде долгожданного мира дождаться, что с герольдами принесли? А вполне определённо посредством Рамриха, герольда князя господина Сигизмунда, короля римского, а также согласно желанию магистра Ордена и маршала, два меча нам были пожертвованы, которых было достаточно, чтобы убедить кого угодно – очевидно, нас с братом нашим, господином князем Витовтом – защищаться; и нам сражение было объявлено через этих герольдов посредством их слов: «Вот! Жертвуем вам два меча: для вас, король, один и для вас, князь Витовт, другой со стороны магистра и маршала и братьев Тевтонского ордена. Также выберите поле в любом месте, где только пожелаете. А так как имеете эти мечи себе в помощь для начала битвы – в бою с вами сойдёмся; и не медлите, временем пренебрегая. Почему в лесу прячетесь? Почему вы скрываетесь? Почему войны избегаете? Почему войны сторонитесь, которой всё равно избежать не сможете?» Такие и подобные слова не к миру, но к войне и кровопролитию наши души понуждали; сверх того же, не без великой доброты им ответили, сказав: «Помощь любую всегда принимаем – только бы от Бога она исходила – в чьё имя эти два меча и берём.
Из этого отрывка очевидно что автор хотел донести до читателя в первую очередь агрессивность, непримиримость и гордыню именно орденского руководства, то есть явно нехристианское поведение, а эпизод с рыцарским вызовом преподнести как личное оскорбление королю и Великому князю. Очевидно, что «Хроника» несет сильное влияние антиорденской пропаганды, которая нагнеталась Орденом на Западе вплоть до Констанского Собора (1415-18 годов). К многочисленным обвинения Братьев Ордена прибавлялся тот факт, что именно армия Союзников (Короны Польской и Литвы) вторглась на территорию Ордена, захватила несколько замков и стремительно продвигалась к его столице — Мальборку. В таком идеологическом противоборстве поляком приходилось использовать любые способы, что бы обвинить в агрессии именно Орден. В данной ситуации вполне подошел инцидент с мечами.
Ян Длугош описывает этот момент в своей «Истории Польши» более нейтрально, но тоже весьма окрашено:
«… между тем, когда король уже хотел надеть шлем на голову и ринуться в битву, вдруг возвещают о прибытии двух герольдов; один из них нес знамя короля римлян, именно с черным орлом на золотом поле, а другой — князя щецинского, с красным грифом на белом поле. Герольды выступили из вражеского войска, неся в руках два обнаженных меча без ножен, требуя, чтобы их отвели к королю, и были приведены к нему под охраной польских рыцарей, во избежание оскорблений. Магистр Пруссии, Ульрих, послал их к королю Владиславу, чтобы побудить его немедленно завязать битву и сразиться в строю, прибавив к тому же еще и дерзостные поручения.»
и далее:
«Оказав королю подобающее уважение, послы изложили на немецком языке цель своего посольства, причем переводил Ян Менжик таким образом: «Светлейший король! Великий магистр Пруссии Ульрих шлет тебе и твоему брату (они опустили как имя Александра, так и звание князя) через нас, герольдов, присутствующих здесь, два меча, как поощрение к предстоящей битве, чтобы ты с ними и со своим войском незамедлительно и с большей отвагой, чем ты выказываешь, вступил в бой и не таился дольше, затягивая сраженье и отсиживаясь среди лесов и рощ. Если же ты считаешь поле тесным и узким для развертывания твоего строя, то магистр Пруссии, Ульрих, чтобы выманить тебя в бой, готов отступить, насколько ты хочешь от ровного поля, занятого его войском; или выбери любое Марсово поле, чтобы дольше не уклоняться от битвы».
На что король ответил:
«Владислав же, король Польши, выслушав дерзкое и заносчивое посольство крестоносцев, принял мечи из рук герольдов и, без всякого раздражения и негодования, а со слезами, без какого-либо осуждения, но с удивительным, как бы небесным смирением, терпением и скромностью дал герольдам ответ: «Хотя у меня и моего войска достаточно мечей и я не нуждаюсь во вражеском оружии, однако ради большей поддержки, охраны и защиты моего правого дела и эти посланные моими врагами, жаждущими моей и моего народа крови и истребления два меча, доставленные вами, я принимаю во имя бога и прибегну к нему, как к справедливейшему карателю нестерпимой гордыни, к его матери, деве Марии, и заступникам моим и королевства моего, святым Станиславу, Адальберту, Венцеславу, Флориану и Ядвиге.»
Но не смотря на идеологическую и религиозную окраску и в «Хронике» и в «Истории Польши» бросается в глаза придворная аура ритуала, который более напоминает куртуазное приглашение на турнир, чем призыв к убийствам. Очень живописно описывает подобный вызов король Рене Анжуйский, собиратель турнирных традиций в своей «Книге турниров», написанной в 1460 году:
Сюзерен, желающий затеять турнир, сперва должен тайно послать меч тому, кого желает вызвать, дабы убедиться согласен ли тот принять вызов и позаботиться о надлежащих публичных церемониях. Принц, отправляющийся на турнир со всеми своими баронами, или, хотя бы с большим числом рыцарей и дворян, должен призвать герольдмейстера своей страны, дабы не быть зависимым от других герольдмейстеров; и если тот отсутствует, какого либо благородного герольда. И принц должен вручить ему затупленный меч, такой, как используется на турнире, произнеся положенные слова.
Но, чтобы лучше понять это уложение, давайте назовем зачинщика Герцогом Бретонским, а защитника Герцогом Бурбоном. Также я использую гербы мною лично придуманные, ибо гербы играют важную роль в турнире.
Итак, вот слова, которые зачинщик Герцог Бретонский должен сказать герольдмейстеру, вручая ему турнирный меч:
«Герольдмейстер, возьмите этот меч, идите к моему кузену, Герцогу Бурбону и сообщите ему, что чтя его храбрость, доблесть и галантность, я посылаю ему этот меч, дабы показать, что я желаю встретиться с ним на турнире и скрестить с ним оружие в присутствии девиц, дам и многих других в оговоренное время и в месте подходящем и удобном для сего.»
Далее идет описание выбора судей, которые на войне смысла не имеют.
Тогда герольдмейстер должен пойти к Герцогу Бурбону, защитнику, и перед большим собранием в наиболее почетном месте, кроме святой земли, какое он может выбрать, он должен вручить Герцогу меч, держа его за острие и сказать ему:
«Благородный и могущественный сюзерен и владетельный господин. Благородный и могущественный сюзерен и мой господин Герцог Бретонский, Ваш кузен, послал меня к вам, согласно великой рыцарственности и ратного мастерства, кои он знает за Вами. Со всей любовью и дружбой, и безо всякого злого умысла он желает устроить турнир и скрещение оружия пред глазами благородных дам и девиц. И дабы засвидетельствовать это, он шлет вам подходящий случаю меч.»
В такой манере герольдмейстер вручает меч Герцогу Бурбону. Если же он согласен участвовать в турнире, он должен взять меч из руки герольдмейстера и сказать:
«Я принимаю вызов не по злу, но чтобы доставить удовольствие моему кузену и развлечь прекрасных дам.»
Надо заметить, что описанный Рене Анжуйским ритуал был исполнен в 1410 году под Грюнвальдом весьма точно.
Как выразилось одно из ярких святил отечественной медевистики К.Жуков Тевтонский Орден являл собой «культурную жопу мира». Если рассматривать это утверждение не ко всему культурному пространству, а конкретно к куртуазной традиций, можно с этим заявлением вполне согласится. Без сомнения рыцарские традиции «служения Деве Марии» и связанные с этим персонификации и обожествление земных женщин, а так же манипуляции и ритуалы с этим связанные не приветствовались руководителями Тевтонского Ордена, поскольку он имел статус монашеского и настаивал на глубокой религиозности.
Так же в Ордене не в почете было светское отношение к войне, которое подразумевало более спортивный и демонстративно-щегольской характер, чем это было издревле в традициях Крестоносцев. Я имею ввиду отношение к войне как к большому турниру, на котором встречаются благородные люди для того чтобы помериться силами, получить славу и добычу.
Орден прославлял совсем другую идеал – религиозно-фанатичную войну на уничтожение, до полного истребления иноверцев. Сами Братья клялись биться до смерти, а в случае плена отказаться от выкупа. Устав Тевтонского Ордена демонстрирует крайнюю степень религиозного отречения не только от всего светского, но и от наиболее необходимых человеку нужд: «Жестоко ошибаешься, ежели думаешь жить у нас спокойно и весело. Для Ордена ты должен отречься от отца, от матери, от брата и сестры, и в награду за это Орден даст тебе хлеб, воду, да рубище». Это фанатичное упорство составляло наряду с куртуазностью сам феномен рыцарства в целом. Именно оно было так уважаемо в рыцарской среде и превозносимо всеми клириками начиная с самого Папы. Именно оно заставляла рыцарей со всей Европы отправляться в Пруссию, чтобы присоединиться к походам на язычников. В этой связи использование куртуазных ритуалов от лица высших руководителей Ордена — самого Великого Магистра и Великого Маршала Ордена мне представляется несколько сомнительными и даже дискредитирующими этих лиц.
Но еще более странно выглядят люди, которые передали куртуазный «вызов» столь не характерный для орденских рыцарей-монахов. Ян Длугош описывает их как «двух герольдов; один из них нес знамя короля римлян, именно с черным орлом на золотом поле, а другой — князя щецинского (красного грифона на серебряном поле)». Автор же «Хроники» напрямую описывает одного из них как «Рамриха, герольда князя господина Сигизмунда, короля римского».
Присутствие герольда Рамриха со знаменем «короля римлян», то есть императора Римской империи со знаменем империи вызывает серьезные сомнения. Дело в том, что после смерти императора Карла IV в 1378 году и вплоть до 1433 года императора просто не было. Сигизмунда Люксембурга был коронован императором только 3 мая 1433 года. Королем Германии Сигизмунд Люксембург был избран курфюрстами только 20 сентября, через два месяца после битвы, а короновался Сигизмунд еще позже — 21 июля 1411 года. Выходит что запись хрониста о герольде Сигизмунда не соответствуют правде. Но быть может это был герольд предыдущего короля Германии? И автор «Хроники» просто перепутал имя сюзерена герольда?
Однако до Сигизмунда Люксембурга в 1410 году королем Германии был Рупрехт III курфюрст Пфальцский, но вряд ли он мог участвовать в битве или даже выслать своего герольда, поскольку 18 мая, за два месяца до битвы, он скончался в замке Ландскрон, оставив после себя только долги. После его смерти пришлось даже продать королевскую корону и другие драгоценности, чтобы расплатиться с этими долгами. Сомнительно, что в такой ситуации кто-то из его придворных отправился бы в путешествие в Пруссию. Автор «Хроники», а за ним и Ян Длугош, явно вводит нас в заблуждение относительно герольда «короля римлян».
Можно конечно допустить, что знамя присутствовало как символ вассальной зависимости Ордена от Германского короля, но в перечне захваченных поляками банеров оно не фигурирует, хотя все трофейные знамена были тщательно описаны и после битвы находились в главном костеле Короны Польской – соборе св. Станислава в Кракове.
Особенно же нелепо выглядит факт того что вместе с герольдом «короля римлян» явился не герольд Ордена, который имел право излагать слова Великого магистра Ульриха, не представитель Папы, которому Орден подчинялся, а герольд князя Щецинского», статус которого совершенно не сопоставим со статусом герольда «короля римлян». Князь Казимир Щецинский хоть и был вассалом императора, но сомнительно, что бы он имел права и полномочия представлять Императора, Германского короля, Папу или Орден.
Кто же в таком случае скрывается за герольдом «короля римлян», кто был способен передать такой дерзновенный вызов самому королю Польши и Великому князю Литвы? И главное – у кого были на это достаточно причин?
Рассмотрим внимательно знать, вставшую на сторону Ордена:
- Братья-рыцари, известные своими анти-светскими настроениями.
- Немецкие и польские феодалы (шляхта, юнкеры и богатые бюргеры) ленники Ордена.
Среди шляхты и богатых бюргеров Померании была распространена куртуазная литература, о чем говорит, например «Дом Артуса (короля Артура)» возведенный в 1350 году в Гданьске (Данциге) и Торуни (Торне). Но они тяготились властью Братьев. Еще до битвы в западной Пруссии появились союзы шляхты и горожан, которые желали присоединения развитых западно-прусских городов к Польской Короне (например «Союз Ящерицы»). Именно эти союзы в середине XV века настояли на вхождении Гданьского Поморья в состав Короны Польской. В начале XV века шляхта и бюргеры, вряд ли желали предъявить Польскому королю какие то претензии или вызвать его на битву.
- Прусские феодалы (витинги) ленники Ордена,
Пруссы, недавние язычники были далеки от куртуазных традиций рыцарства и даже вооружение имели для турниров малоупотребимое: короткие копья – сулицы (вместо 4 метровых рыцарский копий) и доспехи более похожие на восточные (русско-литовские), из-за чего поляки их даже приняли за своих литовцев в одном эпизоде описанном Яном Длугошем.
- Наемные рыцари из княжеств Германии, Чехии, Фландрии, Фрисландии, Франции и Шотландии.
Хоругви наемников и пилигримов формировались из отдельных искателей приключений весьма далеких от польско-орденских отношений. Но они были прекрасно осведомлены о традиции вызова и по-видимому именно на них должно было произвести впечатление изящность и дерзость этого спектакля. Однако ни одного сеньора близкого калибра Владиславу Ягелло и Витовту среди наемников и пилигримов не известно. Сомнительно, что кто-то из них взялся бы от своего имени вызвать на битву короля Польши и Великого князя Литвы.
Остается только два притендента:
- Князь Конрад VII Белый из Олесницы (рода Пястов) и князь Казимир V из Щецина (Штеттина) (рода Грифичей).
Оба князя своим происхождением имели весьма значительные статусы герцогов (принцев) что сразу ставило их на один уровень с королем. Их знамена Ян Длугош приводит сразу после баннеров Великого Магистра. Это говорит о их весьма высоком значении для Ордена или по крайней мере для поляков.
Казимир V Щеценский был потомком князей славянской династии Грифичей (Gryfici, нем. Greifen). Грифичи владели землями кашубов, бодричей и других славянских прибалтийских племен, родственных полякам, которые обитали на северо-западе современной Польши и северо-востоке ФРГ (Рюген, часть Саксонии, Западное Поморье, Гданьское Поморье). Знаменитый остров Руян (Рюген) с легендарным городом-храмом Аркона был когда-то частью их владений. Как известно прибалтийских славян с востока потеснили поляне (Поляки) и при короле Болеславе Храбром в X веке они были включены в Корону Польскую. В начале XII века эти земли были крещены Болеславом III Кривоустым. В конце XII Рюген и Макленбург попал под власть Саксонии и были быстро германизированы, а Поморье продолжило полонизираваться, оставаясь в языковой и политической сфере Польши. После распада Польши на уделы Поморские князья Грифичи постоянно вмешивались в политику Польши, то вступая в союзы, то приносили вассальный аммаж, то вступали в противоборства с польскими князьями.
Существует гипотеза, что Грифичи – потомки легендарной польской династии Попелей, которые правили Польшей до Пястов. Можно предположить, что династия Грифичей упорно боролась с Пястами за власть над Польшей еще на заре становления польской государственности.
Прямая линия Грифичей угасла в 17 веке, но до этого времени Грифичи весьма существенно повлияли на европейские династии, дав Европе известных королей и даже императоров. К началу XV века они еще занимали значительные территории от Вислы до Одры превращенные в раздробленные княжества. В роду Грифичей было несколько десятков удельных князей, сплетенных связями с датским, саксонским, чешским, венгерским, макленбургским, бранденбургским, курляндским, норвежским, шведским княжескими домами. Разумеется были связи и с польскими (в том числе силезскими и мазоветскими), литовским и русскими правящими династиями:
Богуслав I (ок. 1130-1187), сын Вартислава I, во втором браке был женат на Анастасии, дочери Мешко III короля Польского.
Ратибор I (- 1156) правитель Славно и Слупска являлся мужем Прибыславы (дочерью либо Ярослава Святополчича, либо Ярослава Изяславича).
Богуслав II (ок.1178 — 1220) герцог Щецина, во втором браке был женат на Виславе, дочери Ярополка Романовича Смоленского.
Вторая дочь Богуслава IV — Маргарита (1286/1288 — 1337) вышла замуж за Яна князя силезско-глоговского.
Казимир IV (ок.1345 — 1377) герцог Слупска. С 1360 года был мужем Кенны, дочери Ольгерда Литовского, а затем — Малгоржаты дочери Земовита III Мазовецкого.
Богуслав IX (1407/1410 — 1446) герцог Слупска — муж Марии, дочери Земовита IV Мазовецкого.
Богуслав V Великий (1318-1374), Вольгастский (Вологощьский), Поморско-Старгардский герцог, женился на Елизавете Польской — дочери короля Польши Казимира III Великого (1310-1370).
Богуслав X Великий (1454-1523) герцог Щецина, герцог Вольгаста, был женат на Анне, дочери польского короля Казимир IV Ягеллона.
Дочь Богуслава X Великого — Анна (ок. 1492-1550), была женой Георга I силезского князя Бреги.
Князья из рода Грифичей известны громкими династическими браками и дали Европе известнейших королей и даже императоров.
Дочь Богуслава V Великого и Елизаветы Польской — Елизавета Померанская (1347-1393) вышла замуж за императора Священной Римской Империи — Карла IV (который, под именем Карел I, был также чешским королём, и, кстати, при рождении получил имя Венцеслав (Вацлав). Став его женой, Елизавета была коронована как императрица Священной Римской Империи.
Один из сыновей Елизаветы — Сигизмунд (1368-1437) стал марграфом Бранденбурга, затем королём Венгрии, королём Германии, а позже и императором всё той же Священной Римской Империи.
Старшая дочь Елизаветы — Анна выйдя замуж стала королевой Англии.
Другим её детям достались различные уделы и феоды Священной Римской Империи, в том числе, одному из них — Иоганну Маркграфство Бранденбург (после Сигизмунда) и область Гёрлиц (располагалась на землях лужицких сербов, вокруг города Гёрлиц, славянское название которого Згожелец).
Эрика (Богуслав) Померанский (1382-1459) герцог Слупска (1394-1397) стал королем Норвегии, Дании и Швеции, и до коронации носил славянское имя — Богуслав.
Рыцарское вооружение Щеценского княжества, судя по изображениям (например печатям или церковной деревянной резьбе) было аналогично укладу Германии и Польши. Двор Артуса (короля Артура) расположенные в Гданьском Поморье (Помералии) говорят об известности в этом регионе куртуазного рыцарского эпоса, а так же рыцарских традиций, которые культивирует этот эпос. Кроме этого, древний спор легендарных Попелей и Пястов мог давать князю Казимиру Щеценскому повод для реваншистского намека на саму польскую корону. Вряд ли этот намек кто-то серьезно воспринимал, но для князя Казимира, вероятно, самоцелью являлся сам повод для спектакля, тем более перед такими блистательными зрителями, собравшимися на Грюнвальдском поле. Не исключено, что древность спора Грифичей и Пястов заставляло самого короля Владислава Ягелло ощутить свою легитимность не достаточно уютно, что, видимо и пытался добиться князь Казимир.
Второй князь, участвующий в Грюнвальдской битве — Конрад VII Белый. В 1410 году Конраду было всего 20 лет. Известно, что за два года до битвы в 1408 году он находился при Краковском дворе в свите королевы Анны Цельской. Но уже через год, в 1409 году, когда началась Великая Война он покинул Краков и объявился в Ордене, где выступил уже со своей личной хоругвью. Очевидно, что перед нами молодой и амбициозный человек, авантюрного склада, который, вероятно, ощущал себя не оцененным при Краковском дворе. Вполне возможно, что этим вызовом он хотел не только произвести впечатление на собравшихся рыцарей и Братьев Ордена, но и на двор короля во главе с самим Владиславом Ягелло.
Конрад Белый самявлялся потомком Пяста, то есть был наследником, хоть и не прямым, древних польских королей. Его мотивацию вызова можно было объяснить таким же династическим демаршем. Тем более, что прошло всего 25 лет с тех пор когда его кузен – силезский князь Владислав из Ополья весьма активно соперничал за корону Польши с самим Ягелло.
Именно князю Конраду Белому принадлежал герб очень похожий на герб Империи – Черный орел на золотом поле. Этот герб — силезская модификация белого орла Пястов. Спутать его с гербом Империи в 1410 году было не сложно — двухголовый орел на гербе Империи был закреплен только при императоре Сигизмунде Люксембурге. Вполне можно допустить, что именно баннер с гербом князя Казимира из Щецина Ян Длугош ошибочно назвал знаменем «короля римлян» и именно его герольда автор «Хроники» назвал «Рамрихом, герольдом князя господина Сигизмунда». От герба Империи герб князя Конрада отличался только белым серпом через всю грудь орла от крыла до крыла. Но эту деталь хроникеры могли упустить намеренно, чтобы подчеркнуть надменность, агрессивность и непримиримость именно Ордена. Как я уже писал выше — подобная риторика сразу же после Грюнвальдской Битвы и окончанию Великой Войны была очень важна для поляков. Особенно это ощущается в преддверии Констанского собора в качестве противодействия антипольской пропаганды Ордена. В такой ситуации уже Ордену пришлось бы доказывать общественности, что история с мечами не имеет оношения к оскорблению, а является всего-лишь куртуазной игрой двух польских князей.
Вероятно отправка герольдов была согласована князьями с руководством Ордена. Если верить сообщению Длугоша сразу после появления герольдов войска Ордена отступили на край поля, предоставив королю возможность построить войска. Исходя из всего вышеописанного можно предположить даже несанкционированный вызов, что усиливает его авантюрность и светский характер.
В войске Ордена больше не было столь знатных и мотивированных владык как Конрад Белый из Олесницы и Казимир из Щецина, которые были связаны родством непосредственно с Пястами, имели интересы в Польше, были опутаны древними легендами, и которые имели права намекать на несправедливость коронации Владислава Ягеллы польской короной. Именно у них были все основания послать рыцарский вызов королю Ягелло и князю Витовту и блеснуть куртуазной вежестью перед представителями европейских дворов.
Согласно сообщению Яна Длугоша после Грюнвальдской битвы оба польских князя — Конрад Белый из Олесницы и Казимир из Щецина приняли участие в роскошном пире, устроенном королем Владиславом Ягелло. Мало того, в отличии от немецких, прусских и чешских пленников польские князья и рыцари были отпущены на свободу. Это говорит об особом отношении коронных поляков к силезцам и поморянам. Не знаю то именно скрывается за этим добродушием, одноко оно подтверждает то, что для Конрада Белого из Олесницы и Казимира из Щецина Грюнвальдская битва была скорее турниром родственных особ, нежели геополитическим столкновением или войной на уничтожение.
Арсений Зеленцов
Литература:
Руслан Гагуа. Грюнвальд в источниках: «Хроника конфликта Владислава, короля Польши с крестоносцами в год Христов 1410». Пинск, 2009.
Ян Длугош. История Польши. (Ян Длугош. Грюнвальдская битва. М. АН СССР. 1962)
Рене Анжуйский. Книга Турниров.
A.Klein P.Nowakowski. Banderia Apud Grunwald (Choragwie krzyzackie pod Grunwaldem — Teutonic Banners at Grunwald).
Jan Długosz. Banderia Prutenorum.
Jana Długosza Chorągwie krzyżackie, Warszawa 1987.
